Короткая жизнь под счастливой звездой

Олег Куваев (1934-1975 гг.) – известный русский писатель, безумно популярный в советские годы. Своим земляком его считают сразу два региона: родился он на костромской земле (станция Поназырево), юные годы провёл в Кировской области – в Свечинском районе, где его отец служил дежурным по станции, а мама преподавала в школе.  Десятилетку окончил в Котельниче. Именно здесь формировался его характер, именно  Вятку он считал своей второй родиной. С детства увлекался  путешествиями, ради этого пошёл в Московский геологоразведочный институт.  После его окончания  работал геологом в Хабаровском крае, на Тянь-Шане, Чукотке, острове Врангеля, в Магаданской области и на Колыме.

В конце 1960-х поселился в Подмосковье, где занятия литературой стали для него чем-то вроде второй профессии. Но страсть к путешествиям осталась прежней: он искал на Чукотке Большого медведя, катался на горных лыжах на Кавказе, сплавлялся в одиночку по Омолону, охотился в Полесье, бывал в Якутии, на Мангышлаке, Памире, побережье Белого моря, строил планы путешествия на Курильские острова и Камчатку, при этом твёрдо был убеждён, «что чем больше будет открыто в мире красоты, тем меньше останется в нём места для жестокостей и бед. Такова общественная основа моего решения».

Он прожил короткую жизнь под счастливой звездой. «Я верю в счастливую свою звезду. Счастливая звезда - это значит, прожить так, чтобы было интересно. Пусть же даст мне Фортуна возможность шляться по планете именно так, как я хочу», - писал Олег Куваев.

Накануне юбилея нашего знаменитого земляка Свечинская центральная районная библиотека получила письмо от вдовы писателя Светланы Гринь, которая прислала одни из первых литературных опытов Олега Куваева – это заметки о родных местах. Ранее они не были опубликованы нигде, и впервые печатается в нашей газете. Сейчас вместе с сестрой писателя Галиной Михайловной Куваевой Светлана Гринь готовит 4-й том собрания сочинений О.М. Куваева, эти записки будут в него включены.

Мишкина деревня

Я родился и до самого института жил в маленьком городе, но в настоящую колхозную деревню попал впервые. Может быть, поэтому я запомнил всё, что было в то лето с почти фотографической точностью. Прежде всего был лес. Перед отъездом из Москвы мы купили карту Кировской области, и по этой карте было видно, что лес от Мишкиной деревни тянется почти до самого Горького. Возможно, сейчас эта карта уже устарела и на том самом разъезде тоже ждут погрузки штабеля, вывезенные от Мишкиной деревни, а в районной газете печатают портреты передовиков, побивших рекорды на валке сосен. Но вообще я верю, что вятские леса уцелеют и выживут, и через триста лет люди будут пешком ходить по песчаным, утыканным свечными стволами буграм, где солнечно в любую погоду. И через триста лет мальчишки с замиранием сердца будут открывать для себя тайны сухих, поросших багульником и клюквой болот, хлопот тетеревиных крыльев будет пугать женщин. Деревня Мишкина стоит, наверное, не одну сотню лет, но за десяток километров уже глохнут тропки, погружаясь в неистовую силу вятского леса. Кроме того, я верю, что люди год от года всё же будут умнее и бережливее.

Мы делаем всё, что полагается по дачному списку. Мы купаемся до посинения в разнокалиберных омутах речки Юмы, ловим на удочки простодушных пескарей. Мишка ходит по деревне в форменной студенческой тужурке и важен, как сытый аравийский верблюд. Все знакомые зовут его по имени и отчеству. Знакомые девчата, может быть одноклассницы, вдруг исчезают с дороги и через тридцать секунд идут навстречу уже в новой косынке и с лицом, как у Монны Лизы. Но днём в деревне почти никого нет.

Вначале всё было очень здорово. Я не буду описывать природу вокруг Мишкиной деревни, потому что трудно говорить о таких вещах, как усыпанные лютиками пойменные луга или древний запах сосновой смолы – всё это лучше чувствовать самому. Мир казался простым и нужным, как ежедневная кружка молока по утрам. Вдобавок мы жили не просто так, а по программе. Сейчас я поясню, в чём дело.

Известно, что все первокурсники - заядлые философы и скептики и очень любят вырабатывать собственные системы рациональной жизни. На этой почве у нас в общежитии полушутя полусерьёзно был создан клуб, куда по уставу не допускались только «пижоны и английские лорды» и нытики. Кроме того, там фундаментально устанавливалось, что идеализм – это «труха, не стоящая внимания», для того чтобы стать порядочным человеком, необходимо трудиться над собой минимум двенадцать часов в сутки. Членам клуба предлагалось первые три курса посвятить в основном спорту и только после этого, окрепнув телом, яростно лезть в науку. Девицы на всех этапах отрицались «как класс». Вначале мы просто смеялись, но потом начали относиться к этой программе очень серьёзно, особенно нам нравилось то, что только рационально мыслящие люди достойны жить в обществе. Остальные просто зря едят хлеб и сливочное масло.

Мы не совсем твердо знали, как это так - жить рационально. Поэтому, если мы шли на речку по усеянному кочками заливному лугу, то обязательно рассуждали о нескольких точках зрения на происхождение этих кочек; в лесу мы спорили о смысле жизни; а ночью отворачивались от падающих звёзд, так как знали, что это всего-навсего крохотные метеоры.

Мишка достал где-то книжку про зулусов, где было написано, что зулусы очень редко ходят шагом, предпочитая этому бег. Когда мы уходили на охоту, сразу же за околицей Мишка заставлял меня прикреплять ружьё за спиной двумя ремнями, и мы целый день носились по лесу бегом, лишь изредка переходя на имитацию спортивной ходьбы. Правда, охота по зулусскому методу была менее удачная, чем обычная, но это было рационально. В общем, мы вели увлекательный и вполне достойный настоящих мужчин образ жизни, и всё было прекрасно, если бы… Если бы мы не начали в конце концов чувствовать какое-то смутное и томительное беспокойство.

Я очень хорошо помню, как это было. Вечер был очень тихий, наш, вятский, комары тупо и лениво лезли на затылки и под кепки, около клуба парни уже начали упражняться на хрипатых «итальянках», перед домом нас встретил Колька-Силима в новом городском костюмчике с непривычными короткими штанами. Колька показал нам руку с длинным толстым пряником и спрятал руку за спину, видно, есть ему не хотелось и пряник он носил просто так, как и костюм… В дом мы не пошли, стеснялись, но избыток несолидного мальчишеского любопытства заставил нас проторчать здесь до тех пор, пока не начали расходиться гости, и мы всё же посмотрели в тот вечер на полярника…

Подготовила Г. Кулакова.